Дайсону пришлось сделать больше 5000 прототипов ­пылесоса — упорство принесло ему деньги, рыцарский титул и славу одного из самых дотошных дизайнеров.

дизайнер

«Я не знаю всех технологических тонкостей, но сама идея вакуумного всасывания — это ноу-хау Дайсона. Мне очень нравится история ­этого человека: он с самого начала был уверен, что изобрел что-то важное, свыше десяти лет обивал пороги разных гигантов, но его всякий раз заворачивали — говорили, что это неинтересно. В итоге он открыл собственную фирму и стал лидером рынка. У меня в жизни было много разных пылесосов. И я их все не любил. Мне казалось, что я чего-то недопонимаю, не могу научиться правильно складывать трубки. Последние года три или четыре у меня пылесос Dyson — и с ним никаких проблем. Dyson, как и Apple, добились того, что хорошо работающий продукт еще и приятно держать в руках».

Фотография: Popular Science via Getty Images/Fotobank

В эпоху, когда образцом дизайна считается все черное, прямоугольное и глянцевое, Джеймс Дайсон продолжает создавать далекие от минимализма пылесосы, которые видно, но не слышно

В детстве мне часто приходилось пылесосить, я навсегда запомнил адский шум и запах пыли. В двадцать восемь у меня была своя семья и дом. Я купил лучший пылесос на рынке, чтобы снова услышать шум и почувствовать запах. Это меня разозлило. Я стал думать о пылесосах и понял, что в мире не существует другого настолько же неэффективного устройства, лампочка накаливания — и та работает с большим КПД. Тогда я решил посвятить свою жизнь пылесосам.

Я инженер-проектировщик. Мы не отделяем создание дизайна от процесса разработки продукта, потому что любой дизайн имеет смысл, только если продукт хорошо работает. Сначала — технологии, уже потом — внешний вид. Мы, например, сперва создали «циклоны» в пылесосах, а уже потом для удобства в использовании сделали их желтыми. И емкость для мусора при­думали прозрачную, хотя нам говорили, что это неэстетично. Однако смысл наших разработок в том, чтобы сделать процесс уборки максимально прозрачным, и колба могла быть только такой.

В конце 1960-х я заканчивал Королевский колледж искусств, и меня уже тогда раздражало существующее разделение труда: дизайнеры рисовали эскизы, инженеры делали чертежи, а ученые проводили исследования. Но Бакминстер Фуллер или Андре Ситроен — они занимались всем и сразу: изучали законы природы, создавали технологии и придумывали их внешнее воплощение.

Я был трудным ребенком и все время конфликтовал с учителями. Есть люди науки, которые становятся изобретателями, а я зашел с другого конца: художник, который осознал значение технологий. И мне всегда нравилось все делать неправильно. Ученым трудно заставить ­себя играть не по правилам, а мне легко. У этого подхода есть свои нюансы: ты почти всегда начинаешь с сокрушительного провала — а потом присту­паешь к анализу ошибок. Провалы не закан­чиваются, но и успехи могут оказаться ошело­мительными, неожиданными — и их никогда не смогут воспроизвести конкуренты. Не обладая научным подходом, ты можешь создать что-то совершенно непохожее на то, что делают другие.

Изучая современную архитектуру, я понял, что сейчас это скорее об инженерных разработках, чем о кирпиче и бетоне, — и это распространяется на любые продукты, не только на здания. Когда мода на декоративность прошла, настала эпоха баухауса, который все свел к черной коробке — так, что ты не можешь отличить бритву от плеера или радиоприемника. Этот геометрический минимализм удушающе тосклив.

Я верю в наивность. Начиная свой бизнес, многие инженеры и ученые считают, что им в качестве помощника нужен предприниматель или маркетолог. На самом деле это не так. Если ты умен, то продолжай думать и изобретать — не только технологии, но и способы их продажи. Разве человек, который что-то придумал, вложив в свою работу всю страсть, не сможет продать собственный продукт? Конечно сможет, ведь он в него влюблен. Я всегда поощряю изобретателей продвигать свои разработки самостоятельно — и у них отлично получается.

Год в деле стоит четырех, проведенных в колледже. Один из моих сыновей два семестра ­изучал дизайн, а потом бросил, потому что решил заняться музыкой (и занялся). Но в промежутке успел год поработать у меня в компании. На инженера он не учился, на дизайнера не доучился, но делал все то же самое, что и остальные сотрудники, — и у него отлично получалось.

Эдисон был первым изобретателем, осмыслившим развитие технологии как череду повторений. Его идея заключалась в том, чтобы создавать серию прототипов. В каждый новый вариант Эдисон вносил только одно изменение. Таким ­образом, он точно знал, почему что-то сработало или не сработало. Кажется, что это очень скучно: постоянное воспроизводство одной модели с небольшими вариациями. Но в то же время ­такой подход приводит в восхищение: это масштабный исследовательский процесс, в ходе которого ты понимаешь, что именно изменила одна маленькая деталь. И удача, и неудача добавляют новые данные в огромную базу знаний о природе технологий. На выходе получается грандиозное изобре­тение, а позади — череда ­менее совершенных прототипов.

Я 15 лет работал над своим вакуумным пылесосом и сделал 5127 прототипов — и 5127 ошибок. Но каждая из них меня чему-то научила. Только так появились правильные решения. В ошибках нет ничего плохого. Мне кажется, школьников стоит оценивать по количеству ошибок. У ребенка, который пробует делать странные вещи и постоянно попадает впросак, больше фантазии, чем у других.

Среди изобретателей существует миф, что достаточно одного хорошего патента, и он навсегда обеспечит твою жизнь. Правда заключается в том, что ни у кого из нас никогда не будет одного настолько хорошего патента.

Мне понятно, чего хотят китайцы: они хотят заменить бирку «Made in China» на бирку «Made and designed in China». Эта страна тратит огромные средства на подготовку инженеров, их выпускается по 300 тысяч в год, и эти затраты скоро начнут возвращаться. Но закон должен запретить китайским фирмам копировать западные изобретения — это разрушает нашу индустрию. Получается, что мы вкладываем в научные исследования, разрабатываем технологию, а потом наши инвестиции вылетают в трубу — просто потому, что китайцы уже все скопировали и нам же и продали. Вот почему важно защищать интеллектуальную собственность.

Наша культура (я имею в виду все человечество) поощряет плагиаторов. Если у тебя украли патент, ты идешь в суд, а там надо с самого начала доказывать, что ты сам все это изобрел, — как будто патентного свидетельства никогда не существовало.

Как появляются филантропические проекты? Оба моих родителя умерли от рака, и тог­да я обнаружил, что раком груди никто всерьез не занимается. Мы подумали, что было бы здорово найти деньги на исследования. Та же история с менингитом: люди умирают или остаются ин­валидами, но никому до этого нет дела. И это ­снова личная история — я сам переболел ме­нингитом.

Я понял, что важно максимально разделять частную жизнь и работу. Это единственный способ не зациклиться, остаться человеком широких интересов, знаний и взглядов. Как только выхожу за порог офиса, я перестаю думать и о текущих проблемах, и о дизайне вообще. Работаю я по много часов, всегда на пределе, на обеденный перерыв не хожу. А потом просто встаю, отключаю ­голову и перезаряжаю внутренний аккумулятор. Получается, впрочем, не всегда.

Сейчас, когда мир стал глобальным и кто угодно может производить что угодно, люди больше не ищут, что подешевле, — они ищут то, что лучше работает. Поэтому преимущества часто оказываются на стороне маленьких компаний. Гиганты бизнеса, даже если они провозглашают курс на инновации, на самом деле не заинтересованы в улучшении своих продуктов, ведь любые изменения — всегда риск. А маленькие могут ­рисковать.

Молодые талантливые инженеры хотят ­оказаться там же, где Марк Цукерберг и Ларри Пейдж. Мир возбуждает цифра, и мы рискуем ­потерять дух инженерного творчества. Тем не менее проектировать «железо» выгодно. Не давайте себя дурить: успех Apple построен на их технике. Теперешняя одержимость цифровыми технологиями — это перекос. В долгосрочной перспективе они не создадут много рабочих мест и возможностей для роста. Молодым инженерам надо помогать — следующим поколениям придется решать проблемы энергетики, дефицита продовольствия и строительства инфраструктур.

Нанимайте неопытных. Взгляд вчерашнего выпускника не затуманен десятилетиями предыдущего опыта. Никто не говорил им, что правильно, а что нет. Они не едут по накатанным рельсам. Пробуешь, не получается, чинишь, пробуешь опять. Важно учиться на ошибках — и это абитуриенты умеют лучше профессионалов.